Дворецкий поклонился и вышел.
– Хорошенькую сцену ты разыграла перед дворецким, – заметил Румфорд.
– Если уж на то пошло, я сделала для чести семейства куда больше, чем ты. Румфорд сник.
– Я в чем-то не оправдал твоих надежд? Ты это хочешь сказать?
– В чем-то? Да буквально во всем!
– А чего бы ты от меня хотела?
– Ты мог бы меня предупредить, что назревает крах на бирже! – сказала Беатриса. – Ты мог бы меня спасти от беды.
Румфорд горестно развел руками, словно прикидывая размеры и весомость своих доводов в споре.
– Ну что? – сказала Беатриса.
– Хотелось бы мне, чтобы мы с тобой вместе попали в хроно-синкластический инфундибулум, – сказал Румфорд. – Ты бы сразу поняла, о чем я говорил. А пока могу только сказать, что я не предупредил тебя о биржевом крахе, повинуясь законам природы, точно так же, как комета Галлея, – и восставать против этих законов просто глупо.
– У тебя нет ни воли, ни чувства ответственности передо мной. Вот что ты сказал, – перебила Беатриса. – Извини за прямоту, но это чистая правда.
Румфорд замотал головой,
– Правда – боже ты мой, – какая точечная правда! – сказал он.
Румфорд снова углубился в свой журнал. Журнал сам собой раскрылся посередине на цветном вкладыше – это была реклама сигарет «Лунная Дымка». Компания «Табак „Лунная Дымка“» была недавно закуплена Малаки Константом.
Бездна наслаждений! – бросалась в глаза надпись на рекламе. А картинка под этим заголовком изображала трех сирен Титана. Вот они, во всей красе: белая девушка, золотая девушка, темнокожая девушка.
Золотая девушка прижала левую руку к груди, и два пальца случайно чуть раздвинулись, так что художник ухитрился сунуть в них сигарету «Лунная Дымка». Дымок от сигареты вился возле ноздрей белой и шоколадной девушек, и получалось, что их неземной, уничтожающий пространство чувственный экстаз был вызван мятным дымком – и только.
Румфорд знал, что Констант попробует опошлить картину, сделав из нее торговую рекламу. Папаша Константа устроил примерно то же самое, когда оказалось» что он не может купить «Мону Лизу» Леонардо да Винчи ни за какие деньги. Старик отомстил «Моне Лизе», изобразив ее на рекламе аптекарских свечей от геморроя. Так свободные предприниматели расправлялись с красотой, которая грозила их победить.
Румфорд произвел губами звук, напоминающий жужжание. Обычно этот звук означал, что он кого-то едва не пожалел. На этот раз он едва не пожалел Малаки Константа, которому пришлось куда хуже, чем Беатрисе.
– Это все, что ты скажешь в свою защиту? – сказала Беатриса, заходя за спинку кресла. Руки у нее были скрещены на груди, и Румфорд ясно читал у нее в мыслях, что собственные острые, торчащие локти кажутся ей шпагами тореадора.
– Прошу прощенья – не понял? – сказал Румфорд.
– Молчишь? Прячешь голову в журнал – и это все твои возражения? – сказала Беатриса.
– Возражение – самое точечное слово из всех, – сказал Румфорд. – Я говорю, потом ты мне возражаешь, потом я тебе возражаю, а потом появляется третий и возражает нам обоим. – Его пробрала дрожь. – Как в страшном сне, когда все становятся в очередь, чтобы возражать друг другу.
– Ну, а сейчас, сию минуту, ты не мог бы подсказать мне, как играть на бирже, чтобы вернуть все и даже выиграть побольше? – сказала Беатриса. – Если в тебе осталось хоть немного сочувствия, ты мог бы мне сказать, как именно Малаки Констант из Голливуда собирается меня заманить на Марс – я бы хоть попробовала его перехитрить.
– Послушай, – сказал Румфорд. – Для пунктуального – точечного – человека жизнь вроде «лабиринта ужасов». – Он обернулся и потряс руками у нее перед глазами. – Тебя ждут сплошные острые ощущения! Конечно, – сказал он, – я вижу сразу весь лабиринт, по которому запустили твою тележку. И, само собой, я могу нарисовать тебе на бумажке все спуски и виражи, обозначить все скелеты, которые будут наскакивать на тебя в темных туннелях. Но это тебе ни капельки не поможет.
– Да почему же? – сказала Беатриса.
– Да потому, что тебе все равно придется прокатиться по этому лабиринту, – сказал Румфорд. – Не я придумал аттракцион, не я его владелец, и не мне назначать, кто будет кататься, а кто нет. Я просто знаю профиль трассы, и все.
– И Малаки Констант тоже входит в маршрут? – сказала Беатриса.
– Да, – сказал Румфорд.
– И его никак не объехать?
– Нет, – сказал Румфорд.
– Ладно, – тогда скажи мне хотя бы, по порядку, какие шаги приведут к нашей встрече, – сказала Беатриса. – А я уж постараюсь сделать все, что смогу.
Румфорд пожал плечами.
– Хорошо – если ты настаиваешь, – сказал он. – Если тебе от этого легче станет…
– В эту минуту, – сказал он, – президент Соединенных Штатов провозглашает Новую Космическую Эру, которая покончит с безработицей. Миллиарды долларов будут вложены в производство радиоуправляемых космических кораблей, чтобы дать людям работу. В ознаменование начала Новой Космической Эры в следующий вторник будет торжественно запущен в космос «Кит». «Кит», переименованный в «Румфорда» – в мою честь, – будет укомплектован командой из обыкновенных мартышек и направлен в сторону Марса. Вы оба – ты и Констант – будете почетными гостями. Вы войдете на борт корабля для церемонии осмотра и из-за неисправности пускового механизма отправитесь на Марс вместе с мартышками.
В этой точке стоит прервать повествование и отметить, что неправдоподобная история, которую услышала Беатриса, – редчайший пример того, как Уинстон Найлс Румфорд говорил заведомую ложь.