Сирены Титана - Страница 51

Боз покачал головой.

– Как я ни старался, чтобы он полюбил вас, ребятки, он все злился, да и только. А злобствовать – это уж последнее дело.

– Не понимаю, что творится в мире, – мысленно говорил Боз. – Может, я и не пойму, если мне кто-нибудь попробует растолковать – ума не хватит. Знаю только одно – нас подвергли какому-то испытанию, и этот кто-то или что-то куда умнее нас, так что мне остается только быть добрым, сохранять спокойствие и жить как можно приятнее, пока испытание не кончится.

Боз кивнул.

– Вот и вся моя философия, – сказал он прилепившимся к нему гармониумам, – если не ошибаюсь, это и ваша философия. По-моему, это нас и сдружило.

Носок ботинка из натуральной кожи, который Боз начищал, сиял рубиновым блеском.

– Ребята – ух ты, ребята, ребята, ребята, – сказал Боз про себя, глядя в глубь рубина. Начищая ботинок, он воображал себе много чего, глядя в его рубиновый носок.

Вот и сейчас, созерцая рубин, Боз видел, как Дядек душит беднягу Стоуни Стивенсона у каменного столба на железном плацу там, на Марсе. Эта жуткая картина возникла не случайно. Она была средоточием отношений Боза с Дядьком.

– Ты мне правду-матку не режь, – мысленно сказал Боз, – и я тебе резать не стану.

Это было официальное заявление, которое он делал Дядьку лично, несколько раз.

Такое условие Боз придумал сам. Дело заключалось вот в чем: Дядек не должен был говорить Бозу правду про гармониумов, потому что Боз любил гармониумов, и еще потому, что Боз по доброте своей не лез к нему с той правдой, которая сильно огорчила бы Дядька.

Дядек не знал, что собственными руками задушил своего друга, Стоуни Стивенсона. Дядек думал, что Стоуни до сих пор живет и здравствует где-то во Вселенной. Дядек жил мечтой о встрече со Стоуни.

А Боз по доброте своей ни разу не сказал Дядьку правду, как ни велико было искушение оглушить его правдой, как дубиной.

Ужасная картина в рубине рассеялась.

– Да, Господи! – мысленно сказал Боз.

Взрослый гармониум на руке Боза зашевелился.

– Просишь старого Боза, чтобы устроил концерт? – мысленно спросил у него Боз. – Хочешь попросить, да? Хочешь сказать: Боз, старина, не подумай, что я неблагодарный, я понимаю, какая это великая честь – быть вот тут, у самого твоего сердца. Только я подумал про моих друзей, там, снаружи, и мне очень хочется, чтобы им всем было тоже приятно и хорошо. Ты это хотел сказать? – спросил Боз мысленно. – Хотел сказать: прошу тебя, папа Боз, устрой концерт для моих бедных друзей! Ты это хотел сказать?

Боз улыбнулся.

– Ну, только без лести, без лести, – сказал он гармониуму.

Маленький гармониум у него на запястье сложился вдвое, потом опять растянулся во всю длину.

– А что ты хочешь мне сказать? – спросил его Боз. – Хочешь сказать: дяденька Боз, твой пульс слишком питательный для такого крохи, как я. Дяденька Боз, пожалуйста, сыграй нам какую-нибудь милую, сладкую, легкую музыку на завтрак! Ты это хотел сказать?

Боз обратился к гармониуму на правой руке. Существо за все время ни разу не пошевельнулось.

– А ты у нас любитель спокойствия, а? – мысленно спросил у существа Боз. – Болтать не любишь, зато все время думаешь. Сдается мне, ты думаешь, что Боз – старый скупердяй, раз не дает вам слушать музыку весь день напролет? А?

Гармониум на его левой руке опять зашевелился.

– Что? Что ты говоришь? – мысленно сказал Боз. Он склонил голову на бок, делая вид, что прислушивается, хотя ни один звук не мог долететь до него в окружающем вакууме. – Ты говоришь – пожалуйста, Царь Боз, сыграй нам «Увертюру 1812 года»? – Боз напустил на себя возмущенный и суровый вид. – Мало ли что тебе больше по вкусу пришлось – это еще не значит, что оно тебе полезно.

Ученых, специализировавшихся на Марсианской войне, часто поражает странная неравномерность военных приготовлений Румфорда. В некоторых областях он допускал чудовищный недосмотр. Ботинки, которые он поставлял для рядовых солдат, почти гротескно подчеркивали непрочность марсианского общества, созданного солдатами ради войны, созданного с единственной целью – покончить с собой, чтобы воссоединить все народы Земли.

Однако в подборках фонотек, которыми Румфорд лично снабжал флагманские корабли дивизий, встречаются великие культурные ценности – запас великих ценностей, рассчитанных на цивилизацию, которой предстоит просуществовать не меньше тысячи земных лет. Говорят, что на фонотеку никому не нужной музыки Румфорд потратил времени больше, чем на артиллерию и полевые госпитали, вместе взятые.

Вот как сказал об этом неизвестный шутник:

– Марсианская Армия приземлилась, имея в запасе музыки на триста часов непрерывного звучания, а ей не хватило бы времени дослушать даже «Вальс-минутку».

Это нелепое пристрастие к фонотекам на марсианских флагманских космических кораблях объясняется как нельзя проще: Румфорд обожал хорошую музыку – кстати, эта страсть посетила его только после того, как он был рассеян во времени и пространстве хроно-синкластического инфундибулума.

Гармониумы в пещерах Меркурия тоже обожали хорошую музыку. Они веками питались одной тягучей нотой – звоном Меркурия. Когда Боз дал им отведать настоящей музыки – это оказалась «Весна Священная» – некоторые бедняги буквально умерли от восторга.

В желтом свете меркурианских пещер мертвые гармониумы выглядят оранжевыми, сморщенными. Мертвый гармониум похож на сушеный абрикос.

В тот первый раз, когда концерт вовсе не предназначался для гармониумов, магнитофон стоял на полу космического корабля. Те существа, которые умерли в экстазе, непосредственно контактировали с металлическим куполом корабля.