На празднестве в честь явления Дядька вода сыграла столь важную роль по счастливой случайности. Этого никто не планировал заранее. Но все самозабвенно радовались праздничному изобилию воды, вымочившей всех до одного, – это и было прекрасно.
Преподобный С. Хорнер Редуайн, облепленный промокшей сутаной, чувствовал себя голым, как языческий фавн, и сначала махал букетом сирени перед иллюминатором, а потом прижал к стеклу лицо, сияющее восторженной любовью.
Лицо, глядевшее на Редуайна из корабля, поразительно напоминало физиономию умной обезьяны в зоопарке.
Лоб Дядька бороздили глубокие морщины, а на глаза навернулись слезы от напряженного, безнадежного усилия – понять, что происходит.
Дядек решил не поддаваться страху.
Но впускать Редуайна в корабль он тоже не торопился.
Наконец он подошел к люку, отпер и внутреннюю, и наружную двери шлюзовой камеры. Потом отступил, ожидая, чтобы кто-то толкнул дверь и вошел.
– Погодите – я войду первым и дам ему надеть костюм! – сказал Редуайн своим прихожанам. – А уж потом встречайте его, как хотите, – он ваш!
В космическом корабле Дядек надел комбинезон, и тот прильнул к нему плотно, как слой краски. Оранжевые вопросительные знаки на груди и на спине расправились без единой морщинки.
Дядек еще не знал, что никто в мире, кроме него, не носит таких комбинезонов. Он полагал, что множество людей носит точно такие же костюмы – даже с вопросительными знаками.
– Это – это Земля? – спросил Дядек Редуайна.
– Да, – сказал Редуайн. – Мыс Код, Массачусетс, Соединенные Штаты Америки, Братство Человечества.
– Слава Богу! – сказал Дядек. Редуайн вопросительно поднял брови.
– А за что?
– Простите? – не понял Дядек.
– За что вы его благодарите? – спросил Редуайн. – Ему до вас нет никакого дела. Он и пальцем не пошевельнул, чтобы помочь вам сюда добраться в целости и сохранности, точно так же, как не сделал ни малейшего усилия, чтобы вас прикончить.
Он воздел руки, и его мускулатура словно воплощала мощь его веры. Дробинки в мешках на его запястьях зашуршали, пересыпаясь, и Дядек обратил внимание на них. Потом его взгляд естественно скользнул с мешков-гандикапов на железную пластину на груди Редуайна, Редуайн, угадав направление взгляда Дядька, приподнял, как бы взвешивая, железную пластину.
– Тяжелая, – сказал он.
– Угу, – согласился Дядек.
– Вам придется носить фунтов пятьдесят, если прикинуть на взгляд, – после того, как мы вас приведем в порядок, – сказал Редуайн.
– Пятьдесят фунтов? – сказал Дядек.
– Вы должны радоваться, а не огорчаться, что на вас возложат такое бремя, – сказал Редуайн. – Тогда уж никто не бросит вам в лицо упрек, что вы, мол, обогнали других по слепой прихоти судьбы.
В его голосе зазвучали красноречиво-грозные нотки, которые не часто звучали в нем после самых ранних дней становления Церкви Бога Всебезразличного, славных дней, когда люди толпами обращались в его веру после войны с Марсом. В те времена Редуайн, как и все другие проповедники новой веры, пугал неверующие праведным гневом толп – праведным гневом толп, которых тогда просто не было.
Но зато теперь толпы, полные праведного гнева, существовали повсюду на земном шаре. Число приверженцев Церкви Бога Всебезразличного составляло внушительную цифру – целых три миллиарда. Юные львы некогда бывшие первыми апостолами нового вероисповедания; отныне могли смириться и превратиться в агнцев, созерцающих восточные мистерии, вроде капель падающих с веревок от колокола. Рука Церкви повсюду властно правила толпами людей.
– Предупреждаю вас, – сказал Редуайн Дядьку, – когда выйдете к людям, не вздумайте даже невзначай намекнуть на то, что Бог к вам как-то особенно относится или что вы хоть на что-то можете пригодиться Богу. Хуже ничего не придумаешь, чем сказать что-то в таком роде: «Слава Богу за то, что избавил меня от всех бед. По какой-то причине Он сделал меня своим избранником, и теперь я желаю только одного – служить Ему».
– Эта восторженная толпа, – продолжал Редуайн, – может в мгновение ока стать очень опасной толпой, и тут уж никакие добрые предзнаменования, никакие пророчества вас не спасут.
Дядек как раз собирался сказать почти дословно то, что Редуайн не советовал ему говорить.
– А что же – что же мне говорить? – спросил Дядек.
– В пророчестве указано все, что вы должны сказать, до последнего слова. Я долго и глубоко обдумывал слова, которые вам предстоит сказать, и убедился, что лучше сказать нельзя.
– Но мне никакие слова в голову не идут – разве что «здравствуйте» и «спасибо»… – сказал Дядек. – Вы-то что хотите от меня услышать?
– То, что вы скажете, – сказал Редуайн. – Славные люди, собравшиеся здесь, повторяли эти слова, готовясь к встрече, сотни раз. Они зададут вам два вопроса, и вы ответите им, как сумеете.
Он вывел Дядька наружу через люк. Фонтан на пожарной машине заглушили. Крики замерли, танцы прекратились.
Паства Редуайна выстроилась, полукругом вокруг Дядька и Редуайна. Все, как один, сделали глубокий вздох и сжали губы.
Редуайн подал священный знак.
Толпа выдохнула, как один человек:
– Кто вы? – спросили они.
– Я… Я не помню свое настоящее имя, – сказал Дядек. – Меня звали Дядек.
– Что с вами произошло? – крикнула толпа. Дядек растерянно покачал головой. Он никак не мог найти слова, подходящие к такому торжественному случаю, чтобы кратко изложить свои приключения. От него ждали великих откровений. А он не находил в себе ни капли величия. Он шумно вздохнул, чтобы толпе стало понятно, как он стыдится своей будничной серости.